Мы решили поговорить с Радой об истоках её творчества, о фолк-музыке, а там уж посмотреть, куда нас это заведёт. Завело далеко.

— Есть выражение: «Хорошо известная в узких кругах». Это о Вас?


— Это какая-то другая история, потому что нет конкретного направления, к которому мы принадлежим. Если бы мы занимались готической музыкой, тогда можно было бы сказать, что мы широко известны в узких кругах среди готов. Узкие круги подразумевают некую нишу, а у нас как-то по жизни получилось, что мы играли и на рок-фестивалях, и на фолк-рок-фестивалях, и на тех же готических. От «Нашествия» и «Окна открой» до «Пути к себе». Скорее, у нас есть своя аудитория, но она очень сильно размыта. Поэтому я не могу определить этот узкий круг.


— Но он, определённо, есть. На сведение своего нового альбома «Сёстры» вы собирали деньги с помощью краудфандинга…


— Не только на сведение, но и на презентацию. Презентация на большой сцене, — с качественным светом, эффектами: дым-машиной, видео-бэкграундом — требует вложений. Конечно, можно обойтись без них, но тогда это не станет тем праздником, который запомнится. Сумму, которую мы заявили, уже собрали (причём, ощутимо раньше срока). Я не рассматриваю это как сбор в чистом виде, всё-таки он предполагает меценатство. А краудфандинг — это интернет-магазин и система предпродажи. 90 процентов лотов, которые купили, — это предпродажи дисков. Но бывают и странные лоты. У нас был выставлен лот «Знакомство с виолончелью от нашей виолончелистки». Два человека купили, Таис уже провела это знакомство. Какие-то лоты я сама делала: «Ловец снов», куклу Крупеничку.


— В каком-то смысле это даже честнее…


— Да, это честнее. Покупая, ты ощущаешь себя акционером предприятия по выпуску альбома и проведению презентации. В этом есть игра, некий перформанс, очень весёлый и увлекательный: человек участвует в создании музыки, которая ему нравится. Я познакомилась с людьми, которые в краудфандинге участвовали. Очень интересные, нестандартные люди. Лоты нестандартные берут. Я просто по приколу выставила лот — «Попить кофе с Радой». Купили (смеётся).

Есть только фолк между прошлым и будущим

— Все равно, как бы Вы не хотели уйти от жанровых границ, определение «фолк» так или иначе всплывает, когда говорят о вашем творчестве…


— Ну, потому что не рок-н-ролл.


— В последние лет пять-семь фолк вышел из тени. Как думаете, почему?


— Давно это уже произошло. Начнём с того, что, как бы мы сами себя не определяли, большинство наших песен — это мелодика северных славянских песен. Не рэгги, не блюза, не рок-н-ролла. Большинство образов, метафор — это обрядовая лирика, сказки, сказания, заговоры. Хотя именно фольклорных песен я не пою, у нас только одна такая в репертуаре — «Дороженька». Все остальные песни авторские. Но в основе — русская музыка.


И, слава Богу, я тут не одинока: и Римский-Корсаков, и Мусоргский, и Чайковский — не только фолк-рокеры — в огромных количествах использовали русский фольклор. Это сокровищница. Это, как колодец, — он бездонный! Уже кажется, что всё мы это знаем, что все бабки померли, которые эти песни пели… А слушаешь даже известные записи, которые издавались на виниле, и постоянно что-то находишь новое, интересное, потрясающее.


— А что — новое и интересное? Что в этом пласте культуры есть такого, чего мы не можем найти в других?


— Тут нельзя говорить за всех. Я вот совершенно неожиданно недавно былины стала слушать. Я никогда их не понимала. Мне казалось, что это очень скучно, очень занудно, что слушать их невозможно, — это очень длинный текст. А сейчас слушаю, и — замечательно. Нельзя привить любовь к фольклору. Человек должен сам как-то на это выйти. И фолк-рок в этом смысле — хорошая тема. Люди начинают с фолк-рока, а потом могут прийти и к прослушиванию экспедиционных записей. Фольклорные записи вот так, с полпинка, слушать невозможно: слова со всеми этими диалектными особенностями не разобрать, будто и не по-русски поют.


А можно книжки читать: Шергина, Писахова, — это же гениально, прекрасно! Или даже мультики смотреть. Я вот сравнительно недавно узнала, что «Волшебное кольцо», — мультик, который я с детства знаю, — снят по сказке Шергина. Кто ж не знает про «пинджак с карманами»? Здорово, когда рамки мультика «Волшебное кольцо» расширяются до сказки Шергина.


— Насколько я знаю, у вас был опыт совместной работы с носителями народной культуры — запись альбома с алтайским кайчи.


— Да, с Ногоном Шумаровым мы писали альбом «Укок», посвящённый одноименному алтайскому плато, на котором в 90-е годы была найдена святыня — мумия «Алтайская принцесса». Опыт для нас был интереснейший. Ногон Шумаров — это нечто потрясающее, гениальный певец. Он когда-то пел в полнометражном мультике по Киплингу «Кошка, которая гуляла сама по себе», так что для меня это был такой привет из раннего детства. До этого мы записали альбом «Женитьба» с фольклорным ансамблем «Ясный день», — он пел абсолютно аутентично, снимая экспедиционные записи со всеми особенностями диалекта и распевов. Очень хорошо мы спелись: ни мы свои песни не переделывали, ни они. У нас заканчивалась песня «Придёт пора», и они на последних куплетах вплетали «У колодезя вода». Удивительное ощущение. С этим материалом хочется работать, хочется русскому человеку это к себе подтянуть. Не могу сказать по-другому, но торкает. Начинаешь себя чувствовать частью этого колоссального славянского мира. Становишься такой вертикалью между прошлым и будущим.

Есть такая работа — рок слушать

— Создается впечатление, что ваша музыка требует большого напряжения: как от вас, так и от слушателя. Не наступает выгорание?


— Да вроде нет. Просто с течением времени от рок-музыки стали ждать развлечения. Хотя изначально поп- и рок-музыка тем и отличались: поп-музыка была более развлекательной, — для отдыха, танца, — а рок с его корифеями — «LedZeppelin», «PinkFloyd», Дженнис Джоплин, Джимми Хендриксом, — всё-таки требовал некоего соучастия, сопереживания и напряжения чувств, эмоций, сердца и души. Любое интересное искусство нас пробуждает. Есть Дарья Донцова, которую читаешь в туалете или в метро, а есть Достоевский, его уже в уборной не почитаешь, — призадуматься надо. В рок-музыке то же самое, хотя сейчас её по умолчанию относят к шоу.


Важность шоу, конечно, никто не отменяет. Здорово, когда на концерте человек не только слушает, но и смотрит. Когда есть видеоряд, костюмы, элементы перформанса, это интересно и это дополняет эмоциональную составляющую концерта. Визуальный ряд — это ещё и подсказка. Музыкант подсказывает какие-то ассоциации к своей песне. Но всё же рок — это музыка, которая должна пробуждать сердце, душу. Когда говорят: «Я на вашем концерте не смог расслабиться», — мне всегда хочется спросить: «А почему вы, собственно, должны были расслабиться?». Мы на это не заточены. Это так же смешно, как требовать релакса от Бетховена. Так же глупо, как прийти в ресторан высокой кухни и заказать пиво «Балтика» в бутылке. Нет там его. Это разные пласты реальности.

Энергия, эмоция: есть контакт!

— Что первостепенно для вас, слова или музыка?


— У меня, надеюсь, всё довольно гармонично. Сюда мы привезли электроакустическую программу, в ней больше текстовых вещей. Для первого знакомства с публикой это, на мой взгляд, лучше. В электричестве у нас основной блок песен больше на музыке построен. Но у нас всегда работа с текстом большая идёт. Случайных слов нет.


— Мне кажется, музыка у вас вдыхает жизнь в слова…


— Я бы на самом деле не стала говорить именно о музыке. Есть некая энергия звука. Это не совсем то, что называется аранжировкой, мелодией. Это именно звук. Наш гитарист Владимир Анчевский всю жизнь выверяет гитарный звук, у него свой тщательно подобранный сет гитарных примочек. С вокалом то же самое, ведь голос — это тоже звук. Дело не в том, как ноты брать, а в том, каким звуком поёшь. Именно звук и придаёт энергию. А энергия важнее и мелодии, и текста. Эта эмоция, энергия — это основной способ передачи информации — не интеллектуальной, а эмоциональной информации. Такой архаичный способ. Я это на практике проверяла, когда мы выступали во Франции, в Польше. Люди, не зная языка, основной месседж понимали, ощущали, о чём мы поём.


По головке не погладит

Права была Рада: её музыка не из расслабляющих. Да и, справедливости ради, трудновато расслабиться, когда обеими руками хватаешься за оголённый провод. Нет, такая музыка по головке не погладит. Скорее, щёлкнет по носу и проведёт холодной руке по спине, вызывая мурашки. Может, конечно, и в транс ввести, — только ненадолго: до первой высокой ноты и до первого гитарного рыка.


Эта музыка пробирает до костей, и не только в эмоциональном, а даже в каком-то медицинском смысле. Достигается этот эффект во многом за счёт голоса Рады, голоса, который, кажется, не подчиняется привычным вокальным законам звукоизвлечения. Голос как парабола: то подражает горловому пению, то почти нисходит до речитатива, а то переходит в пронзительно-зловещее колоратурное сопрано.


При этом подкупает то, что Рада, кажется, совершенно не заботится о том, как звучит, не стремится петь «красиво». Несмотря на заданные камерные обстоятельства электроакустического концерта, создаётся впечатление, будто могучий вокал исполнительницы расширяет границы пространства. Кажется, что всё происходит не в клубе, и даже не на стадионе, а в чистом поле, где на сотню миль — ни одной живой души.