Это была сенсационная постановка по мотивам «Конармии» Исаака Бабеля, созданная пятёркой титанов современного театра — режиссёром Максимом Диденко, Мастерской Дмитрия Брусникина, отучившейся в школе-студии МХАТ с 2011 по 2015 год, композитором Иваном Кушниром, художником Павлом Семченко и хореографом Ильёй Оши.

Премьера «Конармии» состоялась в сентябре 2014 года на Новой сцене Александринского театра и, скажем честно: если бы не «Европейская весна» и её арьергард — Молодёжный театр во главе с Виктором Пановым — архангелогродцы вряд ли бы её увидели. Потому, что без помощи «пановцев» новаторский спектакль модного российского режиссёра-экспериментатора вряд ли бы доехал до столицы Севера, а уж платить за поход в столичный театр цену, по факту равную стоимости билету на поезд Архангельск-Москва — это уж совсем для энтузиастов. 

То, что спектакль играет по иным, не знакомым архангельской театральной публике правилам, стало понятно сразу: когда прозвенел первый звонок, зрительный зал драмтеатра был погружён в сумеречный полумрак, в нём стоял гул, — звук был такой, как будто ветер бешено листал страницы книги, — а на сцене, за длинным столом-президиумом уже сидел один человек. Постепенно за столом не осталось свободных мест: уселись 17 человек, и на сцене воцарилась звенящая тишина, лишь изредка прерываемая взволнованным шепотком.

Осознание того, что смотришь, нет, — становишься свидетелем и участником — чего-то беспрецедентного, пришло уже в первые пять минут. Тишина, которую можно резать на куски, сменилась лавиной из 17 голосов: крики молодых актёров смешивались в какую-то больную какофонию, в которой и стоны убитых, и бой барабанов, и топот копыт и боевой клич.

Неопределимый, амбивалентный

Первое впечатление спустя час 50 минут — постановка не поддаётся анализу, да чего там, — даже жанровому определению! Слишком многое намешано в этом бурлящем котле: и драма, и музыкальные номера, и хореография, — что подобрать одно объединяющее слово-итог кажется невозможным. Выхолощенное определение «спектакль» кажется слишком плоским, «опера» — не вполне отражающим всю философскую глубину произведения, «балет» —  однобоким, «перформанс» — недостаточно объёмным и масштабным, а «мюзикл», пожалуй,  — даже оскорбительным. Впрочем, в самой школе-студии МХАТ «Конармию» называют «балетом-ораторией, соединяющим электронную музыку Ивана Кушнира, ансамблевое пение, аллегорические „ожившие“ картины и драматические отрывки».

Оратория, напомним, — это крупное музыкально-драматическое произведение для хора, солистов и оркестра, в прошлом — преимущественно на библейскую тематику. В случае с «Конармией», посвящённой революционно-кровавому маршу Первой конной армии Семёна Буденного по Западной Украине и Галиции, никакого противоречия здесь нет. Несмотря на то, что герои рассказов Бабеля — безбожники «красные», Иисус и Дева Мария в спектакле присутствуют практически неустанно. Он — в венце из красных кленовых листьев а, она с головой, покрытым красным платом — или знаменем.

В одной из самых страшных сцен, когда условная Мария держит на коленях бездыханное тело Спасителя, их фигуры словно повторяют очертания пьеты Микеланджело «Оплакивание Христа».

«Конармия» — спектакль-шок, без вариантов. Возможно, судить об этом столь безоговорочно — это уж слишком, но сама постановка толкает на подобную бескомпромиссность суждений. Нет, воздействие её на зрителя, действительно, безошибочно: «Конармия» всех настигает, всех жалит и всех захватывает катарсисом. 

Песнь о войне и тьме

Но у каждого зрителя находит свою болевую точку, к каждому — свой подход. Кто-то попадается на визуальном оформлении спектакля, на том, какое сценическое воплощение приметам Гражданской войны находит Макси Диденко, кто-то — на невероятной, механической слаженности и бесстрашии молодых актёров, кто-то — на одновременно анатомичных и символичных откровенных сценах, а кто-то (и я, в том числе) — на ужасе и величии музыкальных номеров.

Катарсис от последних вызывало даже не монументальность эпоса и незаурядность исполнения, а то, что эти духовно-хардкорные песнопения и хоралы пелись на текст первоисточника. Стал песней, например, вот этот хрестоматийный отрывок из рассказа «Переход через Збручь»:

«Поля пурпурного мака цветут вокруг нас, полуденный ветер играет в желтеющей ржи, девственная гречиха встает на горизонте, как стена дальнего монастыря. Тихая Волынь изгибается, Волынь уходит от нас в жемчужный туман березовых рощ, она вползает в  цветистые пригорки и ослабевшими  руками путается в зарослях хмеля. Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова, нежный свет загорается в ущельях туч, штандарты заката веют над нашими головами. Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу. Почерневший Збруч шумит и закручивает пенистые  узлы своих порогов. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд…».

То, что в этих словах заключена невероятная поэзия и стихийная сила, чувствуется с первого взгляда, но много ли смельчаков, которые бы без подсказок Максима Диденко и Ивана Кушнира решились утверждать, что эти строки ложатся на музыку? 

Для того, чтобы проявить свой песенный потенциал, они казались слишком жёсткими, сердитыми и реальными. Ну, как можно петь про запах вчерашней крови, человеческий кал и издохшую лошадь? А вот, оказывается, можно. Надо только знать, как. То, что текст Бабеля поётся, и в песне открывается заново, — это одно из главных откровений всего спектакля. Песни, конечно, получаются ему под стать — суровые. Но какое время — такие и песни.

PS: В продолжение темы «Конармии» читайте интервью ИА «Регион 29» с композитором Иваном Кушниром, создавшим музыку и песни к этому спектаклю.

PPS: «Конармия» была, несомненно, кульминацией и крещендо нынешней «Европейской весны», но развязка будет не менее впечатляющей. 19 апреля архагелогородцы сядут на «Семьянюки Экспресс» — новое шоу театра «Семьянюки» — выходцев из «Лицедеев». Словом, как частенько говорит Виктор Панов, «плохого не возим!».