Фото Артёма Келарева.
«Зверушкины истории» стали шестой работой Искандера Сакаева в вотчине Виктора Панова.
И, что, безусловно, радует, не последней: на сдаче худрук Молодёжного обмолвился, что в марте планируется возвращение в репертуар «Ромео и Джульетты». И в обновлённой версии постановки наверняка будут задействованы студийцы театра.
Определив жанр спектакля «Зверушкины истории» как «терапевтический сеанс с последующим разоблачением», Искандер Сакаев ни на йоту не погрешил против истины: было и то, и другое.
Причём эта ремарка стала не просто лихим синонимом, которым режиссёр заменил термин «трагикомедия», и даже не просто метафорой, живописующей воздействие сеанса на зрителя (хотя именно разоблачённым в своей природе зритель себя и чувствует!), но и буквально определила способ представления текста пьесы и композицию спектакля.
Искандер Сакаев.Не привлекая внимания санитаров…
Ведь Искандер Сакаев первым из коллег по цеху, — а пьесу ставили, например, в ульяновском ТЮЗе — «Nebolshoy Театре» — или харьковском «Театре 19» — решил перенести действие пьесы в психиатрическую больницу на сеанс групповой терапии. Чем попутно сделал отсылку к роману «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи. Какая ирония: второй раз — после «Вальпургиевой ночи, или…» — труппа Молодёжного в спектакле Сакаева оказалась в доме умалишённых!
Так в спектакле появилась героиня-рассказчик — психотерапевт-дрессировщик Наталья Малевинская. Инструктируя своих подопечных, — в больничных робах и ботинках без шнурков! — она обозначила три правила, столь важных для самого Дона Нигро:
- на четырёх ногах не передвигаться,
- животные гримасы не строить,
- изображать не столько самих животных, сколько восприятие определённых зверушек другими животными — возвеличенными обезьянами, которые мнят себя человеческими существами».
То есть, задала условия психотерапевтического тренинга для душевнобольных пациентов.
Ещё после первой читки пьесы в Молодёжном Сакаев рассказывал «Региону 29» о своём желании сделать то, чего ещё не делал — взять предельно ясную в драматическом отношении пьесу, отказаться от режиссёрских «подпорок» — декораций и сценографии — и сосредоточиться на актёрах. И все эти задачи он реализовал досконально.
И поэтому художник Наталья Кузнецова решила пространство спектакля, действительно, предельно аскетично: по сути, вся сценография — это световая партитура и видеоконтент — проекция небрежных фломастерных рисунков на стену театра.
Особенно эффектно она выглядит в условном начале спектакля — условном, потому что, как и иммерсивные «Шальные ножницы», он начинается до третьего звонка, не дожидаясь, пока зрители рассядутся. Психотерапевт-дрессировщик небрежно малюет во вручную переплетённой книге мордочки животных — поросят, быков, медведей. При этом взгляд её то и дело цепко ощупывает зал, так что невольно начинаешь подозревать, что смотрительница «зоопарка» подыскивает новую человеческую морду или животное лицо для очередного портрета. А что вы хотели? Разве мы не мечтаем, как «индюшка» Пенни, играть на саксофоне? Разве не бежим к мышеловке, сами не понимая, что влечёт больше — сыр или ловушка? Разве не несёмся, как лемминги, в пропасть из-за неясного зуда в голове? Не хотим чего-то ещё, а чего — и сами не знаем, как «кошка» Мэгги?
Люди, вы звери! Звери, вы люди!
О том, что зверушки, беснующиеся в клетке минималистичной сцены, на самом деле — люди, не забываешь ни на секунду: благодаря удивительно человечной игре актёров. Хотя, почему удивительной? В спектакле заняты ведущие актёры Молодёжного — заслуженные артисты РФ Илья Глущенко и Яна Панова, а также Евгений Шкаев, Степан Полежаев, Анастасия Буланова и Мария Гирс, — а, значит, чего-то не удивительного ждать не приходится. Казалось, что режиссёр поставил им задачу: играть людей, но представлять, что их души заточены в телах животных.
Каждый из актёров был великолепен по-своему. Степан Полежаев, появившийся в премьере после пары пропусков в предыдущем сезоне, очень мощно в эмоциональном и даже в физическом плане исполнил роль «попугайчика» Риччи, а его партнёр по сцене Яна Панова создала невероятно светлый, беззащитный образ. Когда Риччи исступлённо требует от нее — сказать ему хоть что-нибудь, чего он не говорил первым, — по лицу её Пегги мы уже знаем, что она скажет: «Я люблю тебя».
Тройка «индюшек» — Евгений Шкаев, Яна Панова, Илья Глущенко.Очень светлая из Пановой вышла и «индюшка» Пенни. А пока она доказывала второму «индюку» Джорджу (Евгению Шкаеву), что надо идти за своей мечтой, — всех зрителей, особенно сидящих на первых рядах, на лопатки одним лишь выражением лица положил третий участник «индюшиной» новеллы — Илья Глущенко. Его голодный, заискивающий, почти плачущий взгляд, под которым легко было почувствовать себя куском вожделенной вафли, был уморителен. А ведь актёр выдерживал такую мину несколько минут!
Анастасия Буланова в роли «мыши».Каждым из их героев двигала какая-то тяга и, как правило, — разрушительная, самоубийственная. Ярче всего это проявилось в миниатюре «Мышеловка». «Мышь» могла бы показаться заурядной наркоманкой с бесконечными «Я всё контролирую» и «Я смогу остановиться», но Анастасия Буланова своей сильной женской энергетикой придала одержимости своей героини почти эротический характер. Ведь мышь, на самом деле, может прожить и на крошках. Но её возбуждает игра со смертью. Недаром она спрашивает: «А, может, я люблю ловушку?»
При всей внешней простоте «Зверушкины истории» хочется пересматривать. Причём не когда-нибудь потом: желание вернуться на терапевтический сеанс-разоблачение возникает одновременно с аплодисментами.