Её первые зрители узнали, как легенда отечественной сценографии Давид Боровский без диплома прошёл путь от подмастерья до соавтора Юрия Любимова, как он придумывал оформление культовых спектаклей театра на Таганке и в чём его сын Александр пошёл дальше него. Обо всём этом читателям библиотеки и театралам рассказала сотрудник отдела культурных программ РГБИ Светлана Большакова. Она не просто произнесла вступительное слово, а, по сути, прочла гостям экспозиции небольшую увлекательную лекцию.

Театром киевский мальчишка Давид Боровский, рассказала Светлана Большакова, заболел совершенно случайно. Чтобы сын не связался с плохой компанией, мать отдала его в художественную школу. В 1947 году, когда ему было 14, его отец умер в госпитале от раны, а мама и сестра попали в больницу. И он пошёл в ученики декоратора в театр русской драмы имени Леси Украинки. 

— Он кисточки подавал, краски смешивал… И научился ремеслу, что называется, «из-под руки», — рассказала Светлана Большакова. — Так раньше из подмастерьев вырастали великие художники. 

Светлана Большакова. Фото Екатерины Чащиной.Светлана Большакова. Фото Екатерины Чащиной.

Следующий прорыв произошёл в 1956 году, когда в театр Леси Украинки ставить «Ложь на длинных ногах» Эдуардо де Филиппо приехала молодой московский режиссёр Ирина Молостова. Спектакль не складывался, и тогда режиссёр обратилась к 22-летнему Боровскому, который что-то тихонько мастерил у себя в каморке. И всё сложилось. Молодому оформителю нужно было придумать, как разместить друг над другом две квартиры в Неаполе — бедняка и богача. Благодаря этой работе его взял на заметку режиссёр Леонид Варпаховский, который потом сыграл ведущую роль в его судьбе. Именно Варпоховский «свёл» Давида Боровского с главным режиссёром театра на Таганке Юрием Любимовым.

— Любимов и Боровский создали образ Таганки, — отметила Светлана Большакова. — С конца 1960-х у них начался золотой период: они были словно влюблённая пара — слушали друг друга, насыщались и не могли остановиться. Боровский вспоминал об этом, как о периоде какого-то невероятного счастья: очень хорошо, когда тебя понимают.

Начало их «роману» положил спектакль «Живой» по пьесе Бориса Можаева, который впоследствии был запрещён и 20 лет «пролежал на полке». Нужно было показать деревню, и Боровский придумал каждому из актёров вручить длинные берёзовые шесты с этакими домиками-скворечниками, а сверху пустить ангела, сыплющего манну небесную.

Свой культовый спектакль — «Гамлет» с Владимиром Высоцким в главной роли — Боровский долго не хотел ставить. И всячески открещивался. Пока однажды, по словам Светланы Большаковой, что-то не изменилось: Боровскому попался в руки вязанный лоскуток из земляного цвета пряжи, а Любимов заговорил о «крыле судьбы» на сцене.

— И что-то щёлкнуло, — рассказала Большакова, — эти крыло судьбы и вязаный кусочек пряжи сложились, и был придуман гениальный занавес из плетёных нитей для «Гамлета». Он двигался справа-налево, вперёд-назад, наискосок, мог обволакивать героев… При разном свете он становился то ажурным и прозрачным, то нависающей тучей, которая готовая была поглотить всё. В какой-то моменты актёры возненавидели этот занавес: он переигрывал их очень легко!

Фото Екатерины Чащиной.Фото Екатерины Чащиной.

В «Преступлении и наказании» Юрия Любимова Давид Боровский придумал заколотить все двери кроме одной — самой близкой к сцене. Зрители входили и сразу видели два распростёртых на полу тела — двух жертв Раскольникова.

— Конечно, это были муляжи, какие-то восковые фигуры, но это было жутко, — сказала Светлана Большакова. — И зрители рассаживались по местам, будто свидетели обвинения. И на сцене эти убитые так и оставались, от них никуда нельзя было деться.

Фото Екатерины Чащиной.Фото Екатерины Чащиной.

На Гоголя, рассказала гостья, Давид Боровский никогда не замахивался — считал, что его фантазийность не перефантазировать. Зато сын художника Александр, тоже известный сценограф, заслуженный художник РФ и лауреат госпремии, решился. И в «Женитьбе» Гоголя поставил некоторых героев на коньки!

Разговор на открытии выставки по большей части шёл о сценографии, хотя в экспозиции представлены 30 планшетов с эскизами театральных и оперных костюмов — к «Леди Макбет Мценского уезда», «Чайке», «Пиковой даме», «Бесплодным усилиям любви» и другим постановкам. 

Любопытно, что Боровский-старший дважды создавал костюмы для «Электры» — сначала в 1992 году в театре на Таганке по трагедии Софокла, а потом, в 1995-м, для оперы Штрауса на Зальцбургском Пасхальном фестивале в постановке Льва Додина.