Елена Антушева на Красной площади. Фото Димитрия Верина.Для актрисы обучение — непрерывный процесс. У неё за плечами — летняя лаборатория фигуративного театра в петербургском Karlsson Haus, школа-фестиваль «Территория» в Театре Наций в Москве, мастер-класс Яны Туминой в Центре имени Мейерхольда в рамках фестиваля «Золотая маска». Этим же летом она наравне с актёрами из Великобритании, Греции, Дании, Турции и других стран побывала в Звенигороде — на Летней школе Союза театральных деятелей. Счастливый билет на него артист может получить всего один раз в своей карьере.
Вместе с Еленой туда отправился коллега из родного театра Анатолий Шкляев. Он прошёл по направлению от регионального СТД — за победу в номинации «Надежда сцены» фестиваля «Ваш выход!», а она — по кастингу с конкурсом 12 человек на место.
Елена Антушева. Фото Артёма Келарева.— Елена, как вы, актриса театра кукол, оказались в мастерской сторителлинга? Чем вас привлекло рассказывание историй?
— Изначально я, конечно, хотела в куклы, потому что в этом году спектакль ставил художественный руководитель центрального театра кукол имени Образцова Борис Константинов. Но когда нам рассказали про все проекты, мне больше всех понравился сторителлинг. Мне всегда нравился момент рассказывания истории, импровизации. И когда нас спросили, кто куда, я сама от себя не ожидая, сказала, что хочу рассказывать истории. Куклы потом удивились очень, спрашивали меня: «Ты точно хочешь к ним? Может, всё-таки к нам перейдёшь?», — и я даже первые пару дней колебалась, потому что у них правда было очень интересно! У них был проект по Фриде Кало, марионетка — всё, что я люблю. Но в конце-концов я решила, что коня на переправе не меняют. И в итоге я в сторителлинге и истории рассказывала, и с марионеткой работала. Это очень свободный жанр, где каждый может внести всё, что угодно — как средневековые скоморохи.
— Ваш дипломный спектакль «Суперкнига» — он ведь о Библии?
— Да. Идея была в том, что Библия сейчас находится в пространстве либо сильно ортодоксальной веры, либо на законах божьих в школе, либо воспринимается, как что-то скучное. А на самом деле это очень увлекательная книга, полная потрясающих историй — с насилием, с обманом, с аферами, с совершенно детективными сюжетами. И фантазировать на её тему допустимо каждому — пересказывать на свой лад, не меняя события, но привнося туда какие-то подробности, свою индивидуальность. И в конце концов, мы совершенно поменяли своё отношение к Библии. От чего-то сугубо архаичного эта книга превратилась для нас в нечто абсолютно живое, интересное, смешное, где есть и любовь, и драма, и всё-всё-все.
Фото Инны Афанасьевой.— Как в вашей истории про собачку, которая носом заткнула дыру в ковчеге?
— Есть детская книжка «Почему у собаки мокрый нос», но я её не читала, просто слышала о ней. И когда нас попросили рассказать историю, я просто пофантазировала на эту тему. И в конце-концов это и вошло в спектакль, хотя я на это и не рассчитывала.
— Вы сразу знали, что будет такая тема?
— Да, меня это и привлекло. Нам сказали, что мы возьмём материал, для всех неожиданный, на который уже никто особо не рассчитывает, и подойдём к нему безжалостно, без пиетета, даже немного цинично, но, может быть, благодаря этому, что-то откроем. Такая постановка вопроса меня и подкупила.
С нами работали очень интересные режиссёры — Сергей Щедрин, Алексей Розин и Илья Барабанов из Мастерской Дмитрия Брусникина Школы-студии МХАТ. Они сами профессионально занимаются сторителлингом.
Фото Инны Афанасьевой.— В итоговом спектакле каждый из вас как будто участвует в кастинге. И при этом — обращается к Богу.
— Да, была выбрана форма кастинга: люди рассказывают истории, а кто-то сверху выбирает, какая из них лучше и интереснее. Это аллегория нашей жизни. Мы живём, рассказывая свою историю, а кто-то сверху слушает.
В сторителлинге есть потрясающая штука — там смешивается всё: драма и стендап, печаль и радость, смех и какая-то совершенная чернуха. И всё возникает спонтанно: мы наши тексты импровизировали, и каждый раз история звучала немножко по-разному — в зависимости от того, что тебе рассказал партнёр, что ты сегодня чувствовал. И в этой живой истории юмор сегодня может возникнуть, а завтра нет. Может, в какой-то момент ты сделаешь паузу, и всем станет больно. А завтра этого не будет.
Фото Инны Афанасьевой.— Как строился процесс обучения, репетиций?
— Целый месяц нас всестороннее тренировали — и всё совершенно бесплатно! С нами занимались педагоги ГИТИСа, Щукинского училища, МХАТа. У нас были встречи с известными режиссёрами — Камой Гинкасом, Алексеем Бородиным, Адольфом Шапиро, — ректором школы-студии МХАТ Игорем Золотовицким. Днём у нас были занятия, как в театральном вузе, — фехтование, танец, пластика, речь, — а вечером репетиции. Потом мы начали прицельно заниматься актёрским мастерством с пятью мастерами. Я занималась с Гитисом Падегимасом по методу Михаила Чехова. А когда занятия с мастерами закончились, мы начали репетировать с утра до вечера.
Сторителлинг — очень сложное искусство. Нам рассказывали, как именно рассказать историю, подать персонажа, от чего нужно избавляться, как поддерживать темп и энергетику, как цепляться за партнёра, как вести историю, не буксуя.
Фото Инны Афанасьевой.— Чем участие в мастерской сторителлинга может быть вам полезно?
— Я познакомилась немножко с другим способом работы, отношения к театру, к своему творчеству. И, как нам сказали, всё, чему мы научились, может прорасти намного позже. Просто в какой-то момент нужно пересмотреть то, как ты работаешь, и понять, что театр намного шире, чем тебе казалось раньше.
Я с очень большой гордостью выходила на поклон и говорила: «Лена Антушева, Архангельск». Когда в одном ряд с Великобританией, Данией, Грецией звучал Архангельск, я каждый раз чувствовала, как будто за мной стоят все люди, которые тут живут. И для меня было очень приятно каким-то образом продолжить северную сказительскую традицию. Ведь это чистый сторителлинг. Поморы всегда с собой на корабль брали сказителя, сказочника, скомороха. И уважение к нему было такое, что его с 18-ти лет звали по имени-отчеству.
Фото Инны Афанасьевой.— В конце спектакля вы даже задействовали марионетку. Как она попала в спектакль?
— Мы репетировали по-соседству с кукольниками. И в первый же день после кастинга я увидела у них марионетку — и всё! Я марионетку обожаю, меня трясёт, когда я её вижу. И прежде чем я успела что-то сообразить, я взяла её в руки. Она такая классная — она всё умеет, у неё такие тончайшие движения… И я её одолжила — стала с ней тренироваться.
Потом нас попросили показать этюд на тему отношений человека и Бога. И я показала, как марионетка обращается к кому-то вышестоящему, а он сам обращается к кому-то свыше. Потом мне ребята подсказали, и мы сделали этюд о том, как человечек преодолевает препятствия, а потом благодарит Всевышнего. И никогда в жизни я столько не работа с марионеткой! Наверное, даже у кукольников мне не довелось бы столько времени провести с ней. Это непередаваемое ощущение — огромная тёмная сцена, и этот маленький человечек среди этой тьмы пытается что-то сделать, стоя в круге света… Даже у меня сердце начинало колотиться. Он выходит, начинает топать, и слышишь вздох зала. Мы пол-Московской области объездили с нашим спектаклем, и я уже ждала этого вздоха, когда они его увидят и поймут, насколько он маленький по сравнению с этой тьмой. У меня было ощущение, что я какую-то очень важную историю рассказываю этой марионеткой.
Фото Димитрия Верина.— А что за акция у вас была на Красной площади? Своеобразное приглашение на спектакль?
— Это было уже по окончании школы. Мы пошли гулять по Москве и, не сговариваясь, пришли на Красную площадь. У нас была с собой афиша, и мы решили сфотографироваться. А поскольку в спектакле мы пели: «Мы все — супергрешники», — на нас были футболки с этой фразой. И вот пять человек с надписями «Мы все — супергрешники» на груди сели на Красную площадь и стали разворачивать какой-то плакат! Нами сразу заинтересовалась полиция. Но поняв, что мы из театра, потеряли к нам интерес. Говорят, что можно выйти на площадь с пустым плакатом, и тебя арестуют, но это оказался не тот случай.