Он вышел из лаборатории «Рыбный обоз» (автор идеи — главный режиссёр театра Андрей Тимошенко). Режиссёр из Барнаула Андрей Воробьёв взял за основу гомеровский гимн к Деметре и «Метаморфозы» Овидия. Из них он извлёк два сюжета о любви — Аида и Персефоны и Орфея и Эвридики. И нашёл точки их пересечения — смерть и подземное царство — а также фразу, которую певец сказал царю и царице Тартара, когда пришёл за своей супругой: «Если не лжива молва о былом похищенье, — вас тоже соединила любовь».
Во время лаборатории родилось уже предощущение спектакля: оформление — зерно в складках прозрачного целлофана, — разнообразные способы существования четверых артистов. Сложившийся ансамбль изменился: к Ивану Братушеву, Нине Няниковой и Михаилу Кузьмину, присоединилась новая актриса труппы Екатерина Зеленина, сменившая Марию Степанову.
Вырастая в спектакль, замысел усложнился: добавился и стал практически смыслообразующим новый план, посвящённый непосредственно театру. Об этом молодой режиссёр на премьере пожелал предупредить лично:
«Это спектакль о любви и немножко о театре. Мы играем труппу — условно! — античных артистов, играющих мифы Древней Греции».
И сам стал частью мотива открытой театральной игры, стал частью спектакля. Ведь спектакль уже начался до его обращения к публике.
Четверо артистов якобы бесцельно передвигаются по залу. Их походка — руки в карманы, плечи «ходят», — передаёт одновременно ощущение растерянности и безразличия. Мол, пока не требует артистов к священной жертве, живут они совершенно на автопилоте. Но тут они поднимают с пола холщовое светлое покрывало (а, может, занавес? Даром, что появился он только в Древнем Риме), встряхивают, и всё оживает. У них в руках по ткани проходят рябь ветра и волн, словно происходит контролируемый Большой взрыв. Пуская эти волны, артисты, кажется, невербально общаются. Сильный взмах — полотнище взмывает в вверх, как парус, и накрывает четвёрку.
И вот тут-то, когда, казалось бы, спектакль уже вовсю идёт, выходит режиссёр Андрей Воробьёв. Есть что-то молодое, трогательное в том, как он надеется быть понятым. Но почему не даёт зрителю разобраться самому? Ещё симпатична его способность дать задний ход. Режиссёр отвергает предложенное им же китчевое определение «древнегреческий комикс» и предлагает новое — «спектакль-медитация», «спектакль-ощущение». Хотелось бы добавить ещё «ритуал». Или «признание в любви к театру».
После режиссёрского спича артисты выныривают из-под полога уже в масках. Маска сама по себе — знак театра. А уж тем более такие эмблемные маски, как остроносые венецианские и маски трагика и комика. Своё служение театру и любви они ведут через фрагменты из Песни песней царя Соломона. Строки из неё, становясь рефреном, звучат, как молитва.
Маски сброшены, и звучит первый стих гомерова гимна к Деметре. Артисты принимают на себя роли открытым театральным приёмом, в игровой форме. Слыша сложносочинённые эпитеты слепого поэта, актрисы сличают их с собой. «Это я что ли тонколодыжная?», — говорит взгляд Екатерины Зелениной на свои ноги. Так на сцене появляется Персефона. Её Аид Ивана Братушева околдовывает ароматом розы. Эта же роза после появится и в руках других влюблённых.
Текст гимна актёры разбирают на реплики. В слова «И Персефону насильно схватив…» Нина Няникова вкладывает материнский гнев Деметры, а «Кроноса сын» выплёвывает, как оскорбление. На что Аид Ивана Братушева спокойно повторяет: «Да, Кроноса сын», — мол, имею право, что хочу, то и ворочу. Мать в горе мечется из стороны в сторону, как тигрица в клетке: ведь история её обиды — это миф о рождении зимы и весны, природных циклов. Аид в это время пытается всячески развлечь отрешённую, как кукла, возлюбленную: то колесом пройдётся, то на голову встанет, то песню запоёт. «Ты прекрасен, возлюбленный мой», — отвечает ему Персефона, но Екатерина Зеленина не снимает маску poker face.
Михаил Кузьмин, который до поры остаётся рассказчиком, или уже играет Орфея, поющего песнь о похищении, играючи берёт роль Гермеса, просто отставляя назад одну ногу и вытягивая вперёд руку, словно с намёком на полёт. Возвращённая дочь Персефона и счастливая Деметра тянут друг к другу руки, как Адам и Бог на картине Леонардо да Винчи. Но съеденное гранатовое зёрнышко возвращает похищенную во власть Аида — под одно с ним покрывало, из-под которого слышны смех и дыхание полной грудью.
После Иван Братушев и Екатерина Зеленина, снова в масках, поднимаются в зрительный зал и объявляют вторую часть, опять-таки делая видимым сам театр. Теперь уже бродячие артисты, которых играют Михаил Кузьмин и Нина Няникова, берут на себя роли Орфея и Эвридики.
Театральную игру они сближают с игрой детской — потому что по сравнению с богами люди, действительно, несмышлёные дети, которые трогают друг друга, корчат друг другу рожицы и повизгивают, как щеночки. Из лабораторной работы в спектакле сохранился практически юмористический этюд, который можно было бы назвать «Парень инстаграмщицы», во время которого Михаил Кузьмин фотографирует Нину Няникову на воображаемый смартфон. А вот совершенно иной по тональности эпизод: актриса словно застывает под стеклом, как изящная фарфоровая балерина, а артист сначала пытается докричаться до неё через стекло, а после разбивает его кулаком.
Но эти несмышлёныши осознают своё подчинённое положение: «Боги, все мы у вас должники», — говорят они второй паре артистов, которые снова — Аид и Персефона, со сдержанным любопытством наблюдающие за ними.
Корыто, в котором раньше плескалась разъярённая Деметра, теперь становится символом брачного обряда и брачной же ночи. Вылезая из него, Эвридика Нины Няниковой ступает в кучку сырой земли. А там, где ступала её нога, остаётся лежать та самая красная роза — капля крови от змеиного укуса, унёсшего жену поэта в царство мёртвых. Аид и Персефона только разводят руками: «Ну, а как ты хотел?».
Стоя за спинами у властителей царства мёртвых, Эвридика стоит с поднятыми руками, как марионетка: жизнь смертных — в руках богов. Дерзнув перейти Стикс, чтобы вернуть любимую, Орфей Михаила Кузьмина выплёскивает на сцену полкорыта. «О, вы, божества!», — восклицает поэт. А после без всякого пиетета переспрашивает, будто ставя под сомнение: «Божества?». Любовь делает человека свободным.
Эвридика же отмирает, только когда Аид трогает её по плечу. Когда муж оборачивается, отнимая у неё шанс на вторую жизнь, актриса не заламывает рук, а снова гримасничает: мол, ну, ты дурак, ой, дура-а-ак!».
Служение любви и театру кончается, как и начиналось: молитвенными строками из Песни Песней. Занавес, то есть, полог, вновь опускается на плечи четвёрки артистов. Спектакль окончен.
Театралов области ждут 34 премьеры
Премьеру вместе с первыми зрителями посмотрел заместитель министра культуры Архангельской области Игорь Репневский.
«Посещение премьер, открытие новых экспозиций — это нормальная работа каждого грамотного руководителя в сфере культуры, — прокомментировал он.
Министерство культуры очень большое внимание уделяет развитию театрального искусства в регионе. В 2021 году зрителей всех театров Архангельской области ждут 34 премьеры — больше, чем в прошлом году. Очень приятно, что несмотря на все сложности в связи с угрозой распространения коронавируса наши учреждения культуры делают всё для того, чтобы подарить радость зрителям и отвлечь их от суровых будней».