Фото Екатерины Чащиной.В своём спектакле Алексей Ермилышев вывел под софиты Дмитрия Карамазова, оставив в тени Ивана и Алёшу. Они остаются статистами даже тогда, когда Митя непосредственно вступает с ними в диалог. В этой истории гораздо важнее не они, а персонажи с орбиты старшего брата — отец Фёдор Павлович, невеста Катерина Ивановна, обольстительница Грушенька и, как ни странно, даже незаконнорождённый Смердяков — ведь это он, трус, как называет его Дмитрий, его, «рыцаря чести», главный антагонист.
Дмитрий Карамазов (Дмитрий Беляков) появляется на сцене со строками из поэмы «Флейта-позвоночник» Владимира Маяковского на устах. Они могли бы родиться в его душе, и когда он отправлялся в Мокрое — в последний раз увидеть Грушеньку перед тем, как застрелиться, — и перед отправкой в каторгу. Да, это действительно его «прощальный концерт», он полон самообвинения («возьми и вздёрни меня, преступника»), страсти («убери проклятую ту, которую сделал моей любимою…»), но готовность к очистительной жертве уже зреет в его груди — «за всех вас, которые нравились или нравятся».
Фото Екатерины Чащиной.Понятие «свет в конце тоннеля» обретает новое звучание, когда в казавшемся глухим, щербатом чёрном заднике открывается дверь, и оттуда бьёт белый свет и выходят клубы белого пара. Из этого портала появляются все действующие лица спектакля. Они устраивают своеобразный парад-алле — такими пластическими интермедиями, поставленными хореографом Анастасией Змываловой, будет перемежаться спектакль. Это не просто танец — это самопрезентация, у каждого персонажа — свой набор движений, но все они как будто приводят себя в порядок, собираются на суд: Грушенька (Мария Беднарчик) словно наносит духи запястья, Катерина Ивановна (Мария Новикова) поправляет воротник, Фёдор Павлович (Евгений Нифантьев) оглаживает лацаны сюртука-халата.
Фото Екатерины Чащиной.Художник Ирина Титоренко создала для героев условные, но психологические костюмы. Смердяков носит белый костюм с белым фартуком поверх него — эта ослепительная белизна оттеняет его небоязнь запачкаться и чванство. Фёдор Палыч — сюртук, похожий на халат, с алыми лацканами. Гордая властная Катерина Ивановна похожа на наездницу, жокея, у неё и хлыст есть и, кажется, довольно решимости для того, чтобы пустить его в ход. Грушенька в первом действии носит страстную красную юбку и какую-то душегрейку, похожую отчасти на гусарский мундир с золотыми шнурами. Такое же украшение будет на мундире у её «прежнего» — польского офицера. Правда, роль мундира будет играть обычный чёрный бомбер. А ещё у Аграфены Александровны душа нараспашку, исподнее наружу: поверх «мундира» и юбки — простой бельевой корсет, который похож на перевязку: она ранена. В первом действии она бежит любви, она ещё «офицерская», недоступная.
Фото Екатерины Чащной.На сцене расположено два подиума (художник спектакля — главный режиссёр театра Андрей Тимошенко): один — статичный, длинный и наклонный, как пандус, в нём есть отверстия-шахты; второй — короткий, подвижный, как вагончик, возвышающийся над первым. На него персонажи поднимаются в момент особого торжества, власти или силы. Как Митя, когда узнаёт, что не убил, а только ранил вырастившего его слугу Григория. Как Грушенька, которая куражиться над Катериной Ивановной. Как сама Катерина Ивановна, которая объявляет о своём решении стать машиной для митиного счастья.
Фото Екатерины Чащиной.Движение действия определяет допрос Дмитрия, подозреваемого в убийстве отца его Фёдора Павловича. Судебная тройка — следователь (Иван Братушев), прокурор (Александр Субботин) и адвокат (Константин Мокров) — расположилась за пандусом, как коллегия присяжных за столом. Дмитрий сидит в отдалении — опрокинув голову на руки и запустив пальцы в волосы. В эту отчаянную позу он то и дело вновь падает.
Начавшись из Мокрого, там где Митя встретился вновь со своею страстью, спектакль проходит по основным событиям линии старшего брата как ответам на вопросы следователей, чтобы вновь вернуться в Мокрое к кульминации и выйти к очистительной развязке в зале суда.
Фото Екатерины Чащиной.Всё тот же подиум-пандус становится в спектакле метафорой пути. По нему Фёдор Павлович в сопровождении дяди Дмитрия Миусова (Иван Братушев) и своего среднего сына Ивана (Юрий Прошин) добирается на поклон к старцу Зосиме. Причём добирается с приключениями, даже спускаясь в «шахты» и проползая под подмостками. Это единственная сцена, в которой появляется святой старец, ведь это светская история, причём даже в этом эпизоде Зосима молчит в ответ на несусветную оскорбительную чушь, которую несёт невоздержанный Карамазов-старший. Это молчание смущает и пугает Карамазовых — что отца, что сына. Дмитрия пятится, когда старец и монахи приближаются к нему, чтобы отдать земной поклон.
Младший Алёша (Александр Зимин) тоже молчит, и будет молчать большую часть спектакля. В этом молчании Алёши, а молчит Александр Зимин очень красноречиво, — много любви и смирения. Он молчит, когда те, кого он любит, совершают что-то немыслимое. Правда, в романе эта-то любовь и придавала ему смелости говорить. А здесь он молчит ещё и потому, что это не его история. Он молчит, сидя тихо, как воробей на жёрдочке, когда Митя поверяет ему свою «исповедь горячего сердца». В очень урезанном виде — только историю «помолвки» с Катериной Ивановной.
Фото Екатерины Чащиной.Сцену прихода Кати к Дмитрию за деньгами режиссёр воплощает в трёх вариантах — в том же порядке, в котором они и пронеслись в сознании Мити в романе. Катерина Ивановна трижды обходит декорацию, и трижды просит у него денег в долг. А Митя отыгрывает три реакции — от сладострастного насекомого (здесь Дмитрий Беляков играет своего героя истинным сыном своего отца-развратника) до рыцаря чести. Музыкальной ассоциацией его бедному рыцарству становится песня «Сонный рыцарь», получившая известность в исполнении солистки группы «Мельница» Хелависы. Её поют героини спектакля.
Фото Екатерины Чащиной.Катерину Ивановну Мария Новикова играет, как заложницу треугольника Карпмана — психологической модели, согласно которой один человек может исполнять в конфликте роли жертвы, спасателя и тирана. Все эти три роли проявляются в самом мощной сцене Кати, где она одновременно хочет быть и богом для Мити, и инструментом для его счастья. Режиссёр и актриса совершенно разоблачают природу этого двойственного желания — в нём все же больше жажды власти, чем любви к своей добродетели. Когда её, как царицу, подхватывают и несут на плече, вспомните элфийскую владычицу Галадриэль, когда Фродо предлагает ей Кольцо, — вот такова Мария Новикова в этот момент.
Фото Екатерины Чащиной.Сцену из главы «За коньячком» режиссёр перемещает в баню, причём парной становится всё тот же наклонённый помост с отверстиями. Фёдор Павлович остаётся в одном исподнем — белом трико — и становится предельно откровенен в своих гадких восторгах. Позже в сцене допроса Дмитрий тоже останется в одном белье. Разговоров о боге, бессмертии и чёрте здесь не ведут, но своими суждениями о том, что не так велик грех отказаться от своей веры под пыткой, Смердяков (Вадим Винтилов) всё же делится. Потому что важно показать его противоположность Дмитрию.
Фото Екатерины Чащиной.Сцену, в которой Дмитрий отправляется в Мокрое за Грушенькой, — на движущейся платформе, как на телеге, — с тем, чтобы там же и застрелиться, режиссёр монтирует со сценой самоубийства Смердякова. Грушенька же, отправляясь в полёт в новую жизнь, уже вся облачается в красное. Расправив руки, как крылья, укрытые цветочно-алым платком, она сигает с верхнего подиума почти как на рок-концерте, только не спиной вперёд, а лицом. Цвет её платья поддерживают красные юбки девок в Мокром. В их танце на сцене разгорается пламя.
Фото Екатерины Чащиной.Перед судом над Митей все персонажи вновь повторяют свой танец сосредоточенных сборов. Суд станет сценой признаний и срыва покровов. На суде, наконец, заговорит Алёша. Потому что будет повод — доказательство невиновности Дмитрия. Эта же цель заставит говорить и Ивана. На суде ему вместо традиционного чёрта, того, что мечтал воплотиться в теле семипудовой купчихи, явится чёрт-Смердяков. Он вылезет из норы — того отверстия в помосте, — с белыми рожками на голове и с белым мёртвым лицом. Но, конечно, его, кроме Ивана никто не увидит. Говорить правду суд заставит и Катерину Ивановну. Здесь её любовь к Ивану впервые выйдет наружу в попытке спасти его даже ценой жизни Дмитрия, за которого она так держалась.
Фото Екатерины Чащиной.Дмитрий Беляков весь спектакль играет своего Митю в исступлении, а в финале играет его искупление. К этому искуплению его герой был готов и вначале, отправлясь на «прощальный концерт». Но если без любви он видел его в том, чтобы пустить пулю в лоб, то с любовью и искупление в любви. В финале Алексей Ермилышев достаточно подробно воспроизводит сон Дмитрия. Поездка в телеге — это оттуда, и снег здесь — не театральный штамп. И погорелые матери — чёрные бабы — тоже оттуда. Спектакль возвращается к началу: от «За всех вас, которые нравились или нравятся…» до «Все за всех виноваты».