Алексей Сухановский. Фото Артёма Келарева.
Его имя хорошо знакомо всем, кто интересуется историей Архангельской области — под его руководством мемориально-исследовательская группа «Штык решает» открыла памятник истории Интервенции (1918 — 1919) «Юрьевский рубеж» и занялась восстановлением памяти о концлагере на острове Мудьюг. Мы встретились с Алексеем Сухановским перед его юбилеем и поговорили о его книгах и увлечении историей и о том, как всё это удаётся совмещать с «нормальной» жизнью.
— Алексей, с юбилеем заранее не поздравляют, но поздравить вас всё равно есть с чем. Ваш труд «Штык решает. War Diary. Фронтовой дневник» признали «Книгой года» Архангельской области в 2020 году. О чём она?
— Идею книги мне фактически подсказала одна из организаторов конкурса — Татьяна Григорьевна Тарбаева — где-то в 2009 году. Мы вместе с ней, с её дочерьми ездили на Железнодорожный фронт (арена одной из самых ожесточённых схваток между интервентами и Красной Армией в 1918–1919 годах на Русском Севере — прим. «Регион 29») в Плесецком районе. Она посмотрела, как работает наша команда, оценила наши находки, послушала беседы у костра и подсказала об этом всём написать. Мне тоже казалось, что наши находки, наша работа стоят книги. Но тогда стоял вопрос, чем её ещё наполнить.
Алексей Сухановский с книгой «Штык решает».В итоге, книга условно состоит из трёх частей. Первая из них — это переводы дневников солдат-интервентов и воспоминания красноармейцев. Для меня они — это такая история контакта двух цивилизаций, восточной и западной, история своеобразного Вавилона своего времени, существование которого было недолгим, но очень ярким.
Вторая — это новеллы, которые ритмически делят книгу. Впечатления, рассказы о каких-то малоизвестных деталях, наших открытиях. Бывало, мы находили какие-то вещи совсем не из нашего времени и сперва даже не понимали, что это у нас в руках. Потом, конечно уже докапывались до их сути: «Ага, это вот шрапнельный выпрыгивающий фугас, а вот часть керамического кувшина из-под рома».
И третья составляющая — это история наших экспедиций, отчёты о полевых исследованиях. Ведь мы, говорю это без всякого пафоса, шли в неведомое, в абсолютное «безлюдье», где можно встретить только диких зверей.
— Как и когда вы оказались в этом «неведомом»?
— По Железнодорожному фронту со следопытами мы начали ходить весной 2007 года — уже тогда нам стало понятно, что мы открыли нечто очень значимое, свою «Трою». А отправлялись в Плесецкий район мы практически вслепую, у нас были только американские сапёрные схемы — очень формальные, без всякой привязки. Так мы и ходили — в одной руке современная карта, в другой — эти схемы.
В общем, мы решили так: заходим в лес, работаем миноискателями — что-нибудь, да проступит. Сговорились на том, что будем «чесать» пока не помрём или пока чего-нибудь не найдём. В итоге, отошли от Емцы на семь километров, попали под дождь, залегли спать — а утром оказалось, что мы встали на краю траншеи. Когда проснулись, был ещё туман — как будто в кино оказались. Мы отправились вдоль этой траншеи — и под миноискателем «пошли» осколки, патроны, гвозди, гранаты и прочий военный металл. Ведёшь прибором, а он тебе шлёт сигнал за сигналом: осколки, осколки, осколки. Нам стало ясно, что здесь было серьёзное сражение: артиллерия — дело дорогое и по пустякам так поливать огнём не будут. В общем, обнаружили некое подобие Вердена — фронтовой лес к концу 1919 года был снесён пушками под корень.
Ратный музей, руководителем которого является Алексей Сухановский.Потом мы организовали в этом районе исследовательскую базу, начали потихоньку обживаться. В 2011 году построили Богородичную часовню на снарядной воронке — наверное, единственную в России. И к осени 2020 года вокруг укреплений, блиндажей и траншей мы «собрали» военно-исторический парк «Юрьевский рубеж».
— Вы планируете и дальше развивать этот проект?
— Да, сейчас мы открываем новый этап в жизни «Юрьевского рубежа». За эти годы мы создали ресурс, на основе которого военно-исторический парк может приносить плоды для всего региона. Вскрытый нами пласт неизвестной и невостребованной до определённого момента истории — это военно-патриотическое воспитание, культурно-образовательный процесс, познавательный туризм и так далее. Это как месторождение нефти или газа — абсолютно точный аналог. Таким образом мы будем и дальше «разрабатывать» наш «Юрьевский рубеж».
— А с чего началось ваше увлечение боевой археологией? Какими были первые шаги на пути к «Юрьевскому рубежу?»
— Всё началось 17 мая 1987 года, мне ещё 21 года не было. Тогда я впервые попал на поле боя — под Новгород, где погибла 2-я ударная армия при первой попытке деблокады Ленинграда. Меня туда привёл мой старший товарищ — Александр Иванович Орлов. Мы вместе с ним учились на заочке журфака Ленинградского госуниверситета. Он родился в тех местах — на Новгородчине, в Мясном Бору. Этот день, эти часы и решили, чем я буду всю жизнь заниматься.
Когда я пришёл в тот лес в 87-м году — там всё было в воронках диаметром метра два. И там эти воронки были везде — они покрывали километровое поле от опушки леса до трассы Москва-Питер. Я и спросил, сколько в каждой воронке людей лежит — мне ответили, что человек 10-15. И меня просто пробило — я представил сколько таких полей по всей России. Я был просто ошарашен тем, какая же война была огромная.
Мы были воспитаны так, что четко осознавали — эти люди погибли за нас. Прямая и правильная причинно-следственная связь. И эти солдаты, которые тогда шли на смерть, они ведь всё понимали. Для них это была не поза или обреченность, а определённость. Было обидно и досадно и стыдно, что люди, спасшие нас, неведомых им потомков, просто так валялись под ногами, как лесной сор. Конечно, я понимал, что мне за всю жизнь их всех не перехоронить, но заниматься этим надо. Занялся за свои деньги, в свое личное время. И поступал так десятилетиями.
— А как события развивались дальше?
— В 1988 году я переехал из Вельска в Архангельск на работу в легендарную газету «Северный комсомолец» и, в том году по моей инициативе в регионе и началось формироваться поисковое движение. Я познакомился с Валерием Аркадьевичем Кычевым — он был начальником поста № 1 у Вечного огня. Его тоже увлекла эта идея. Мы начали работать со школами, училищами и в 88-м году снова отправились в Мясной Бор. Как правильно работать «в поле» мы тогда ещё не особо представляли. Но мы набирались опыта, осваивали оборудование и, в итоге, пришли к тому, что работать надо археологическими методами — сочетать архивную и полевую практики, привлекать научную основу и вырабатывать стандарты техники безопасности на самом кровавом опыте из возможных — теряя своих друзей. Сейчас поисковое движение в Архангельской области живет, действует, даёт результаты и отмечает юбилей за юбилеем.
— Ещё один ваш фронт работы — это остров Мудьюг. Что там происходит сегодня?
— Если «Юрьевский рубеж» — это, образно говоря, наше 9 мая и символ Победы, то Мудьюг для нас — это 22 июня. Скорбь, горькая память, сожаление. Мы восстанавливаем историю этого места. В концлагере, который там в годы Интервенции основали англичане, людей морили голодом, болезнями, расстреливали. Из более тысячи человек, которые были там заключены, погибли или были казнены около двухсот заключённых.
Музей там открыли в 1928 году, затем в 1940 он закрылся — на остров тогда пришли военные. Переоткрыли его уже в 1973-м. В советское время в сезон его посещали от пяти до семи тысяч человек — на остров их возили на теплоходе. Сейчас же сохранившиеся свидетели эпохи в ранге памятников культуры федерального значения ветшают и разрушаются. Мы хотим сохранить то, что осталось, сохранить историю этого места, сделать новые открытия, развивая исторически многослойное пространство острова Мудьюг.
— Если говорить про военную историю России, то мимо Великой Отечественной войны просто никак не пройдешь. В этом направлении вы тоже работаете?
— Сейчас я занят книгой «Небо войны — причалы Победы», которая приурочена к 80-летию прибытия в Архангельск первого союзного конвоя «Дервиш». Эта книга про Архангельск и Архангельскую область в годы войны на тему, которую, к удивлению, до сих пор ещё никто не поднял. Я говорю про связь истории ПВО города и истории конвоев, чья безопасность в первую очередь зависела от надёжной охраны неба. В данном случае, все материалы открыты — я пользуюсь тем, что можно найти на сайтах оцифрованных документов Центрального архива минобороны и тем, что уже собрал сам по другим архивам. В принципе, эта книга даже не авторская, я выступаю как автор-составитель, который собрал массив документов и придал ему внятный вид. Она не осветит тему полностью, но, хотя бы, выступит такой точкой опоры, на базе которой уже другие авторы смогут самостоятельно разрабатывать тему, уточняя её, дополняя, развивая. В этом состоит прелесть первооткрывательства. Не купаться в лучах славы, а открывать дорогу другим.
— Какие ещё идеи для книг у вас есть?
— Большая тема, которая до сих пор описана только рамочно, — это Архангельск в годы Великой Отечественной. Деталей в общей картине не хватает. Кроме того, любопытно изучить и историю Архангельска в годы Первой мировой войны — сейчас в цифровых архивах начало появляться много информации о тех временах.
— Вы уже написали более 50 книг. А кроме того занимаетесь боевой археологией, что подразумевает и выезды в поле, да ещё и являетесь редактором журнала «Поморская столица». Как удаётся всё это совмещать?
— Да, работы очень много. Наверное, здесь есть какая-то система, но я её даже не могу осмыслить — я просто так живу. Сейчас у меня рабочий день, при условии, что я ещё и работаю над книгой — 15-16 часов. Всё это время я в редакции — часов с семи утра и до 11 часов вечера. Даже погулять не выйдешь — времени жалко. Так что для того, чтобы всё успеть, просто увеличиваешь рабочий день. Принцип линейный, но повышение работоспособности имеет просто физический предел.
Алексей Сухановский.Да, конечно, надо находить время, например, отправиться с семьёй за город. Но… Ты всё равно будешь не с природой и не с родными. От истребителей и конвоев голова полностью не освободится.
Отвлечься, отдохнуть помогает как раз полевая работа. Бывает, съездишь с ночёвкой на «Юрьевский рубеж» — а по ощущениям кажется, что провёл там дня три-четыре. Переключаешься на другую работу — вот тебе и отдых. К слову, в классическом отпуске я не был уже лет тридцать, наверное.
— Впереди у вас очередной юбилей. С какими мыслями подходите к нему?
— Жизнь у человека достаточно короткая. В 20 лет, конечно, казалось по другому. Но сейчас понимаешь, что жизнь — это невозобновляемый ресурс. Вот и прикидываешь: тебе вот 55 и впереди ещё нормальных бодрых лет 30. Надо думать, чем их занять, загрузить, на что их потратить, имея багаж прежних лет. Будет обидно, если в 80 вдруг озарит мысль, что упущен единственный шанс совершить что-то значимое для тех, кто придёт на землю вслед за тобой.