— Когда у меня умерла дочь, я стала опекуном внучки. Старалась дать ей приличное образование. И всё шло у нас благополучно. А поскольку внучка хорошо рисовала и окончила художественную школу, отправила её учиться в Санкт-Петербург в художественное училище. Она его тоже окончила и получила профессию художника- дизайнера по тканям. Там вышла замуж за однокурсника, забеременела, а рожать приехала в Северодвинск — ведь по профессии я акушер-гинеколог, могла помочь и поддержать.

И восемь лет назад моя внучка родила дочку. В Питер она не вернулась, а её муж у нас так и не появился. Вскоре у внучки начались гулянки. Через два года она родила ещё одну дочку. Старшая девочка жила со мной, а младшая — с отцом, который тоже был не благополучный.

Потом внучка родила ещё и сына, которого вскоре забрала опека. А год назад родился ещё один мальчик, правда, он сразу пошёл на усыновление. Я его даже не видела — в это время лежала в больнице, у меня обнаружили тяжёлое онкологическое заболевание.

За квартиру платила я. Но жить там мне было невозможно — всё время находилось много людей, шли пьянки. Когда выписывалась из больницы, жила у сестры или на даче. Потом пошла домой посмотреть, что там происходит и как там девочки.

Когда я пришла, внучка пьянствовала с отцом второй своей дочки, а обе девочки были заперты в комнате — они были очень напуганы, просто дрожали от страха. Я вызвала инспектора полиции и сделала заявление в опеку. Девочек забрали в Северодвинский социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних «Солнышко», а затем их отправили в Сольвычегодск.

Через какое‑то время мне сообщили, что они идут на удочерение, но поскольку они под разными фамилиями, то их отдают в разные семьи. Я позвонила в Котласский опекунский совет и сказала, что девочки — сёстры, а ещё у них есть младший брат, их нельзя разлучать.

Ко мне прислушались, стали искать опекуна, готового взять всех троих. Вскоре нашлась женщина по имени Екатерина, которые жила в посёлке неподалёку от Вологды. За маленьким она даже приезжала в Северодвинск. Она мне очень понравилась. Тем более что она пообещала, что не только разрешит мне общаться с правнуками, но будет рада принять меня в своей семье.

В 2020 году мы с сестрой приехали в этот посёлок. Оказалось, что у Кати есть муж, трое детей: старший сын, ими усыновлённый, он уже взрослый, женатый, вторая дочка — ей 21 год, а третьей –12 лет. Катя стала опекуном наших троих детей, а ещё у них жили двое детей, которых она взяла, когда их отобрали у родителей, лишённых родительских прав. Один мальчик был настолько истощён, что весил всего четыре килограмма, но Катя его откормила, выходила.

Катя и вся её семья нам с сестрой тогда очень понравились. Катя хорошо шьёт, дети у неё чистенькие, ухоженные, накормленные. Это ли не радость? Это ли не счастье? Особенно после того, что мы с детьми пережили.

И с тех пор я стала часто к ним приезжать, а с декабря 2020 года по март 2021 года снимала по соседству с ними квартиру и бывала у них каждый день. Отношения у нас с этой семьёй сложились ну очень хорошие и доверительные, а для всех детей я — бабушка. Для старшей Катиной дочки — самая лучшая бабушка.

Как‑то Екатерина и говорит, что вы будете ездить туда-сюда? Давайте мы здесь вам купим квартиру, ведь у вас наследников нет, а правнуки как сироты получат жильё от государства. И предложила квартиру оформить на её старшую дочку, с которой, как я говорила, у меня сложились самые тёплые отношения.

Я решила, что продам свою долю в квартире, где мы жили с внучкой. Предполагала, что продам за миллион, а квартира, которую они мне присмотрели, стоила 900 тысяч. Но свою долю я продала с трудом только в июне 2021 года. Если в феврале она оценивалась в миллион, то в июне — 660 тысяч.

А ещё в марте Катя звонит и говорит, что срочно нужны деньги, уже шла покупка той квартиры, в которой я должна была поселиться. У меня были накоплены 170 тысяч, а потом занимала у кого только могла, в результате 420 тысяч привезла Кате и отдала из рук в руки. Я ей полностью доверяла. Ну, такие отношения были — лучше, чем у родственников.

Это первая доля. Вторая — в мае. Тут Катя уже деньги сама занимала. У неё сестра живёт в Воркуте, она ей отправила 300 тысяч, потом заняла ещё 150 тысяч. И квартиру купили, полностью оформили на дочку Кати. Потом они делали ремонт, а я постоянно отправляла деньги.

И вот, как я уже сказала, в июне я получила 650 тысяч за своё жильё — из этих денег в Северодвинске долги отдавала и туда отправляла. А в октябре говорю: «Катя, надо бы мне переезжать». А она отвечает, что денег ещё надо, чтобы закончить ремонт. У меня было 30 тысяч, решили, что займу ещё 50. Катя сказала, что этих денег хватит. И 80 тысяч я ей тогда оставила. А в конце октября переехала в эту квартиру. А вещи свои я отправила ещё в августе, они стояли у них в гараже. Холодильник, стиральная машина, книги. В октябре, когда приехала заселяться, дала ей 15 тысяч — так, на всякий случай.

И стала я жить в новой своей квартире. Всё шло нормально, мне там нравилось, тем более что дом, где жили правнуки, виден из моего окна.

А потом я решила сделать натяжные потолки в своей квартире. И именно по этому поводу у нас случился первый конфликт с Катей. Ей это очень не понравилось. И я поняла почему — очевидно, что квартира изначально делалась не под меня. Например, там была шикарно сделана ванна типа джакузи — я в неё даже залезть не смогу.

Но этот конфликт уладился, а в начале января я отдала последние 30 тысяч долга — это из тех 50, которые занимала. Чему очень радовалась. Сидим с дочкой Кати, на которую квартира оформлена, я и говорю: «Господи, какое счастье, что я со всеми долгами рассчиталась!» А она вдруг: «А тёте Марине — 150 тысяч?» Я говорю — как? Выходит, что Катя у меня деньги брала на погашение долгов, тех, которые она занимала, но их не отдавала? Она рассчитывала, что я приеду и ещё буду их платить.

Я пришла к ней и сказала, что больше никаких денег платить не буду, что я от всего этого устала.

Предложила — давай так — я заплачу эти 150 тысяч, но переоформим квартиру на меня. Она только спросила: «Кому её оставите? Что, своей проститутке?» На том разговор закончился. Потом я к ним приходила, чтобы увидеться с детьми, но она со мной была неприветлива и в основном молчала.

А у моей младшей правнучки врождённое заболевание — ей шесть лет, а она выглядит на три. Сейчас назначена комиссия по поводу её инвалидности. Эту девочку по возможности я брала к себе — её там не любили, на неё всё время кричали, как оказалось затем, и на других детей тоже. Это я увидела, когда они перестали меня стесняться. А младшенькая — нескладная. Вот у неё колготки спущены, она не может их поднять, и на неё за это так кричат, что и мне страшно. А ещё у неё нарушен процесс засыпания. Это особенности её здоровья. В садике за это постоянно на неё жалуются. И вот получается, что в садике её накажут, потом ругает тот, кто ведёт, домой, дома поставят в угол, она там стоит по два часа, бывает, что и засыпает. Также она плохо запоминает буквы, забывает их на завтра. Это тоже особенности её развития. Но никто не хочет этого понимать. И за это в угол ставят. Поэтому, когда она приходит из садика, сама идёт в угол — всё равно в чём‑то виновата.

Дети у них, как солдатики — если не разрешат, они ко мне не подойдут. Служба опеки семью постоянно проверяет, но остаётся всем довольна — дети одеты и накормлены, а дети ведь никому не пожалуются. Я тоже не пожалуюсь, а то, если после этого их из этой семьи заберут, им будет только хуже. Какая бы ни была семья, всё же не детдом. Тем более что дети между собой дружат. А ещё боюсь, что если младшей не поставят инвалидность, Катя сама отправит её в детдом. Если в семью берут ребёнка-инвалида, то тогда получают больше денег. А так зачем ей держать ребёнка, с которым много хлопот, если за это дополнительно не заплатят? Что тогда с моей маленькой девочкой будет? И мне важно находиться рядом с детьми, поддержать их.

А 24 января я поехала в Северодвинск на обследование, я прописана в Северодвинске, здесь прохожу лечение, а если уж будет совсем плохо, лягу в хоспис — будет где помереть. И вот только села в поезд, Екатерина стала мне писать сообщения на планшет. Смысл такой: если платить не хотите, то я меняю замки в квартире, выставляю её на продажу. Вам я отдаю 700 тысяч — их хватит, чтобы снимать квартиру в Северодвинске до конца ваших дней. И добавила, что в посёлке мне делать нечего, а в свой дом она меня не пустит. А мои вещи вышлет в Северодвинск. А куда? Мне жить негде! Живу у сестры. Она старше меня — ей 83 года, а квартира оформлена на её сына.

Подсчитала, что я Екатерине передала один миллион 119 тысяч. Но она не признала эту сумму, а ведь большую часть я передавала из рук в руки — так доверяла. Она же мне говорила, что все документы они сами оформят потому, что я больна, мне тяжело ходить по инстанциям. И вот теперь я не хозяйка квартиры, которую купила. Я ей написала, что сразу понимала, что моё жильё достанется её дочери, я и сейчас не возражаю, готова написать на неё завещание. Но ту часть жизни, которая мне осталась, мне хочется дожить в своей квартире, не опасаясь, что с меня ещё потребуют деньги или запретят делать ремонт, который я захочу, или в моё отсутствие врежут новые замки, что и получилось. Но она непреклонна — если не по‑ихнему, то они квартиру продают.

Я сходила в милицию. Там сказали, что это не дело милиции, говорят — подавайте в суд. Также подала заявление в прокуратуру, жду ответа. И готовлю документы в суд.

«Лучше сделать всё по правилам, чем оказаться на улице»

О ситуации, в которую попала Татьяна Никитична, мы говорим с Александром Сухих, юристом, который специализируется на жилищных спорах. А также о том, насколько такая ситуация типична.

— Александр Васильевич, насколько сложное дело Татьяны Никитичны с юридической точки зрения?

— Конечно, оно сложное. Дело в том, что Татьяна Никитична представила подтверждение только на 179 тысяч, которые она переводила для покупки квартиры. Это можно установить по выпискам из Сбербанка, остальные деньги она передавала из рук в руки. Но она готова представить свидетелей, у которых занимала деньги. Там сумма составила 790 тысяч рублей. Я взялся защищать интересы Татьяны Никитичны. Мы сделаем различные запросы, в том числе, в полицию, прокуратуру. Также, видимо, в рамках рассмотрения дела будет назначен ряд экспертиз. В частности, медицинские, которые покажут — отдавала ли Татьяна Никитична отчёт своим действиям при передаче денежных средств. В общем, работа предстоит большая и скрупулёзная.

— А вы связывались с Екатериной, которой Татьяна Никитична передавала деньги?

— Да, мы с ней поговорили. Она не отрицает, что деньги на покупку квартиры получала. Говорит, что готова вернуть сейчас 720 тысяч рублей. Если не согласны — идите в суд, говорит, что выплатит ту сумму, которую он назначит. Но Татьяна Никитична не согласна с суммой в 720 тысяч, более того, она хочет жить в той квартире, которая была куплена в посёлке, ведь там рядом живут её правнуки.

— Впрочем, после этого разлада между ней и опекуншей детей вряд ли общение будет прежним. Но, может, они как‑то договорятся?

— Мы сейчас собираем все документы для подачи заявления в суд, но потом в досудебном порядке предложим им найти общий язык. Посмотрим, возможно, получится всё уладить миром.

— Татьяна Никитична доверилась этим людям потому, что ощутила себя частью их семьи. А насколько типичный этот случай?

— Таких случаев очень много! Только я веду 200 дел, в которых речь идёт о жилищных спорах. И в основном это споры между близкими родственниками.

— Видимо, потому, что с чужими людьми официально все сделки оформляют, а тут родные люди — чего юристов привлекать?

— Размышляют именно так, но, к сожалению, такие дела часто заканчиваются очень плачевно. Особенно для стариков, которые оказываются на улице и не понимают, что делать. Идут к нам, плачут, падают в обмороки, мы им скорую вызываем.

— И их обманывают близкие родственники?

— Очень часто это их собственные дети. Например, сейчас в курском суде рассматривается такое дело. Мать с дочкой продали квартиру в Архангельске на Сульфате, мать даже денег в руках не держала, а дочка забрала все деньги и уехала в Курск. Там у неё дом, подсобное хозяйство, а её мать оказалась на улице. Мы связались с дочкой, она нас просто послала. А суд идёт уже больше двух лет. Мать — бездомная, хорошо, что её приютил племянник.

Или вот ещё случай. Пришла к нам пожилая женщина, говорит, что сыну отдала 100 тысяч долларов, сама осталась ни с чем, побирается. Мы с её сыном поговорили, он уверяет, что денег не брал, говорит — идите в суд, пусть он доказывает. Хотя его мать принесла выписку из банка о том, что эти деньги она снимала. Мы запросили у банка также записи видеокамер, возможно, они зафиксировали факт передачи этих денег.

— Такие семейные споры, видимо, самые тяжёлые в моральном плане?

— Да, бывает очень тяжело. И мы всем говорим — когда речь идёт о жилищных и имущественных делах, обязательно оформляйте сделки, обращаясь к юристам и нотариусам. Даже если они проводятся между близкими родственниками. Увы — в своей практике я постоянно сталкиваюсь с печальными историями. Конечно, есть чувство удовлетворения, когда удаётся восстановить справедливость. Очень надеюсь, что она будет восстановлена и в случае с Татьяной Никитичной. Но это пример того, что, оформляя жилищные сделки, лучше сделать всё по правилам, чем рисковать оказаться на улице.