Об этом мы говорим с архангельским психологом Полиной Выморковой.

— Уместно ли отправлять к психологу своего близкого человека? Или он должен сам захотеть обратиться за помощью?

— Решение о походе к психологу человек должен принять сам. Тут сразу встаёт вопрос границ. Порой, когда люди отправляют близких к специалисту, они подразумевают, что с ними что-то не так. В этом случае стоит задать себе вопрос: «А принимаю ли я своего близкого человека со всеми его тараканами?».

Но бывают случаи, когда советовать нужно, и, возможно, стоит даже подыскать специалиста. Например, когда человек сталкивается с внезапной утратой близкого. Или узнаёт, что он сам неизлечимо болен. Человек в ситуации острого стресса вряд ли будет искать помощь, и эту часть заботы о нём стоит взять на себя.

Когда женщина рожает первого ребёнка, она сталкивается новой реальностью, и велик риск послеродовой депрессии. Поэтому если вы видите, что с вашей знакомой новой матерью что-то не так, возможно, стоит посоветовать ей психолога.

— Часто можно услышать, как человек говорит: «Я сам всё про себя знаю». И, бывает, правильно определяет причину происходящего с ним. Но почему от этого проблема не решается?

— Мы можем чётко осознавать, почему реагируем так, а не иначе, но выхода из этой ситуации нет. Потому что весь наш прошлый опыт говорит о том, что наше поведение — рабочее. И для того, чтобы сформировалась новая модель поведения, нужна какая-то новая реальность.

Например, человек, который рос с гиперопекающей матерью, как правило, выбирает себе такого же гиперопекающего партнёра. Потому что у него нет другой схемы поведения. А когда он приходит в кабинет психолога, специалист создаёт условия, где нет гиперопеки, где есть транслирование ответственности за свою жизнь, демонстрация различных вариантов решения той или иной проблемы. И эти условия взаимодействия дают человеку шанс выхода из привычной колеи.

Pixabay©.Pixabay©.

— И вот мы подходим к вопросу про поиск. Сейчас появилось множество онлайн-сервисов подбора специалиста. Есть такой вариант. А ещё есть вариант — воспользоваться сарафанным радио. Но насколько следует доверять советам знакомых?

— Сарафанное радио — первое, на что стоит обратить внимание. 

В России психологом может называться как человек с высшим образованием, так и человек, который прошёл трёхмесячные курсы. И поэтому отзывы важны. Но к ним стоит относиться взвешенно. 

Ориентироваться лучше на людей, которые идут в длительную терапию. В длительной терапии обычно вылезают все косяки специалиста.

Если говорить о формальных критериях, то это высшее образование. Хорошо, когда специалист относится к какой-то школе, состоит в какой-либо ассоциации. Это определённая гарантия, что за специалистом следят и у него есть часы личной терапии. Если у специалиста нет личной терапии, то велик риск, что он постоянно будет какие-то личные проблемы прорабатывать через клиента, не сможет адекватно воспринимать ситуацию. Ещё должны быть супервизии — проработка сложных случаев с клиентами.

— Должны ли у вас с терапевтом быть схожие взгляды? Хотя ведь, наверное, квалифицированный специалист может абстрагироваться?

— Психолог — как и тренер, беспол и безоценочен. Он не оценивает и не навязывает клиенту свои взгляды на жизнь. Но не знаю, каким нужно быть просветлённым буддистом на склонах Фудзи, чтобы воздержаться от любых оценок. И я верю, что нужно искать специалиста со схожими ценностями, схожим опытом. Так вы будете говорить на одном языке. Когда вы рассказываете, что ваш ребёнок плохо спит, и у психолога есть маленьких ребёнок, вам будет легче найти взаимопонимание. Какой-то опыт, который психолог проработал в рамках своей личной терапии, может быть полезен и в терапии клиента. Но это не говорит о том, что психолог сам должен испытывать депрессию или иметь обсессивно-компульсивное расстройство.

Pixabay©.Pixabay©.

— В небольшом городе, таком, как наш, вполне может оказаться, что на приёме вы заговорите о человеке, которого психолог знает. Как с этим быть?

— Это очень хорошая лакмусовая бумажка. Если вы рассказываете о своём, возможно, очень особом опыте, который, может, даже порицается обществом, или говорите о каком-то человеке, и от этого психолога внезапно «подбрасывает», это знак того, что он выходит из терапевтической позиции. Хорошо, когда терапевт на такие собственные эмоциональные выбросы реагирует адекватно, говорит: «Я чувствую, что сейчас между нами возникло напряжение в силу того, что это наш общий знакомый…». Так он даёт понять, что он контролирует процесс. 

Потому что как только терапевт выходит из профессиональной позиции, он ставит под удар клиента. 

И клиент может почувствовать, что его осуждают, может начать подбирать слова, когда это совершенно не нужно.

— Как понять, что психолог твой? Допустим, он тебе понравился по-человечески, но ты чувствуешь, что «не работает»… Может ли вообще клиент самостоятельно оценить прогресс?

— После консультации должно стать лучше, а не хуже. Клиент должен чувствовать, что с его проблемой поработали, что хотя бы немного, но стало яснее, что появился какой-то новый взгляд на вещи. Если такого ощущения нет, а есть только закапывание в глубину себя, какие-то дополнительные эмоции из разряда: «И в этом я тоже виноват», — то, скорее всего, это не тот специалист.

— А если полсеанса проплакал и нельзя сказать, что чувствуешь себя очень хорошо после встречи?

— Плакать на сеансе — это норма. Когда человек плачет, ему, как правило, становится легче. Другой вопрос — что делает с этим психолог. Телесно-ориентированные терапевты часто во время консультации могут заместить значимую фигуру. Например, человек погружается в подростковый возраст, когда родители давали ему послание: «С тобой всё не так», «После школы пойдёшь в дворники». И в этот момент терапевт может дать ему правильное послание: «С тобой всё хорошо», «Я буду любить тебя в любом случае». И вот с этим ощущением человеку становится легче. Да, он рыдал, но он выйдет с консультации с внутренней уверенностью, что он со всем справится.

Pixabay©.Pixabay©.

— Насколько модель взаимодействия зависит от клиента? С кем-то нужно более бережно, с кем-то построже?

— Психолог создаёт условия, в которых клиент может пробовать какие-то новые модели взаимодействия. И в зависимости от того, насколько психолог гибкий, эти модели могут варьироваться. Но зачастую у психолога есть определённая сила личности, и он выбирает какую-либо одну модель. Например, директивную. Тогда классно, если на первой встрече он скажет: «Я работаю в директивной модели». То есть, «вы должны делать домашние задания…».

— И советы давать?

— Нет, советы — это табу. Когда психолог даёт совет, он выходит из терапевтической позиции и встаёт в позу «Я лучше знаю эту жизнь».

По поводу моделей взаимодействия. Я работаю в демократичной позиции. Мне важно, чтобы клиенту было комфортно, чтобы он чувствовал ответственность, чтобы он был в «рабочем состоянии» — выбирал те темы, с которыми ему сейчас комфортно работать. Я не буду насильно идти в ту область, которая сейчас болезненна. Я могу это предлагать, но выбор остаётся за клиентом. Некоторые специалисты работают по-другому — идут в глубину вне зависимости от сопротивления клиента. Есть, например, целая школа провокативной психотерапии, когда всё основано на провокациях, высмеивании — проблемы, клиента.

— Может ли получиться так, что неправильное определение запроса уведёт не туда?

— Запрос корректируется в процессе. И обычно психолог чувствует, что на самом деле разговор идёт о другом. И здорово, когда клиент и специалист могут прямо на встрече это обсудить. Например, клиентка пришла с желанием выйти замуж. Но, на самом деле, работа идёт с принятием собственного тела. И тогда психолог может предложить сконцентрироваться больше на принятии себя, нежели на поиске партнёра.

Pixabay©.Pixabay©.

— Бывают клиенты, которые возлагают большие надежды на терапию и очень верят в результат, а бывают те, которые относятся скептически. Наверное, и с теми, и с другими есть свои сложности?

— Те, кто почувствовал первый результат в терапии, как правило, очень хорошо выстраивают диалог с самими собой. И с ними несравненно легче. Вы понимаете ценность процесса. Те, кто относится к психологии скептически, — это часто те, кого направили близкие. 

Бывает, первую половину консультации они ищут подвох, пытаются обесценить процесс. И бывает даже так, что к концу консультации клиент говорит: «И что? Я и так это знал». 

В таком случае остаётся только пожелать клиенту, чтобы он нашёл решение своей проблемы — пусть и не у тебя в кабинете.

— А если ты видишь ценность, делаешь домашние задания, а улучшения не происходит?

— Тогда важно задать себе вопрос: «В чём для меня был бы эффект?», — и вынести это на консультацию. Или, если терапия уже длительная и нет эффекта, это повод задуматься о смене специалиста. Попробовать повыстраивать контакт с другими специалистами.

— Стоит ли обращаться в ПНД по талону, если боишься нарваться на психолога, который порекомендует «просто повзрослеть»?

— Если есть внутренний ресурс, живой интерес, то да, можно сходить. Чтобы увидеть спектр специалистов. Важно помнить, что когда мы получаем что-то бесплатно, ценность того, что мы обсуждали, к каким результатам пришли, теряется. Когда я плачу за консультацию деньги, я понимаю, что я в это вкладываюсь. Зная, что это не просто про «поговорить», а про «поработать», я лучше готовлюсь. Порой люди, которые приходят на бесплатную консультацию, несколько злоупотребляют временем психолога и позволяют себе ничего не делать. Это не очень хорошо: время тратится, а клиент никуда не движется.

— Понимаю, что всё индивидуально, но в какие сроки можно рассчитывать на позитивные изменения?

— Это зависит не только от клиента, но и от подхода. Экзистенциальная школа — это длительная терапия. Есть краткосрочная позитивная терапия. Краткосрочная когнитивно-поведенческая терапия, когда мы выбираем проблему и работаем с мыслями и установками, которые её усугубляют. Она больше направлена на тренировку самого клиента, на то, чтобы клиент научился правильно мыслить. Нельзя сказать, какая из терапий лучше, у каждого запроса свой подход.

— Когнитивно-поведенческий подход немного занудный…

— Да, так и есть. У меня с ним очень сложные и длительные отношения. 

Я с ним познакомилась в 2008 году и сразу его возненавидела. Решила, что это какая-то болтология, что это реально скучно — ограничивать себя в мышлении. Ты говоришь себе: «Не думай так, а думай по-другому, потому что так лучше». 

И мне тогда это было неинтересно. Я нашла спасение в телесно-ориентированной терапии. С её помощью до меня многое дошло быстрее. Но сейчас я по-новому взглянула на КПТ. Для меня сейчас это ключевой подход. Сейчас депрессивное время, а с депрессией телесно-ориентированная или экзистенциальная терапия работают не так, как КПТ. Могут быть побочные эффекты. А когнитивно-поведенческая терапия довольно быстро позволяет человеку почувствовать себя лучше. Но вообще я работаю в мультимодальном подходе. Я всегда смотрю на клиента, который передо мной, и проблему, с которой он пришёл.

Для того, чтобы клиенту попробовать представить, что ему может подойти, можно посмотреть записи открытых сессий на YouTube. Но у нас, как правило, люди начинают искать специалиста, когда-либо в петлю, либо к психологу, когда уже нет возможности перебирать. Тогда уже лучше ориентироваться на отзывы. 

Если есть явные телесные психосоматические признаки — увеличивается тремор рук, обостряется экзема, — лучше искать телесно-ориентированного терапевта. Если это депрессивное расстройство, связанное с руминациями, с негативными мыслями, — то лучше в когнитивно-поведенческую терапию. Если смерть близкого родственника вызывает страх смерти, страх бессмысленности жизни — то лучше в экзистенциальную школу обратиться. Но сейчас идёт тенденция на сближение психологических школ. Такая штука как mind fullness, медитации — это часть когнитивно-поведенческого подхода, но лет 20 назад они были в гештальте. И таких точек сближения много: у гештальта — с телесно-ориентированной терапией. Психологи из разных школ очень хорошо друг друга понимают.